Все началось с трещины в зеркале.
Он со всей силы въехал в стекло кулаком, так, что то мгновенно рассыпалось на мелкие кусочки, оставив после себя на руке множество мелких, кровоточащих царапин. Понимание того, зачем он это сделал, было слишком смутным. Дыхание сбилось, руки тряслись, лихорадочно сжимая один из осколков. Взгляд ошалело метался из стороны в сторону, не в силах сфокусироваться, пока не наткнулся на свое отражение. Стекло больно впилось в кожу, Гил чуть прищурился, разглядывая радужку внимательнее.
Последнюю неделю он избегал долгого контакта с зеркалами, и старался если смотреть в них, то не мигая. Ведь даже если изначально все было в порядке, то стоило ему моргнуть - и уже спустя секунду на него смотрели стылые, кроваво-красные змеиные глаза. Они принадлежали кому угодно, но только не ему. Его глаза всегда были карими.
Вертикальный зрачок хищно сузился, и тот Гилберт, что был по ту сторону, казалось, в голос рассмеялся.
Первый раз, когда он спросил, что с ним происходит, никто не заметил ничего необычного, и блондин решил, что ему все показалось. На второй - тоже. Все, у кого ни спроси, твердили как один: все в порядке. "Тебе мерещится, Гил", "Иди домой, ты перетрудился", "Приснилось, должно быть" и все в таком духе. Суть не менялась. Да как они не понимают, что ничего, черт возьми, не в порядке?!
Его преследовало стойкое ощущение, что все что-то от него скрывают. Потом начало преследовать другое - что он медленно, но верно начинает вспоминать. Воспоминания сами проявлялись в его голове, эхом отдавались в ушах восхваляющими возгласами тысяч людей, представали перед глазами, как наяву, всего на секунду - но он, черт возьми, видел ее, эту совершенно другую жизнь, которую было почти не отличить от реальной. Там он был королем. Там он был героем, восставшим против самих Богов. Там он много долгих лет провел в пустыне и дошел до самого края мира, отыскав секрет вечной жизни. И имя ему было Гильгамеш.
Эти видения были редкими и, поначалу, расплывчатыми, лишь со временем становясь все четче и четче. Становясь все более настоящими. Они были осязаемы. Он помнил звуки и запахи Шумера, ощущал жар солнца на коже, вкус вина на языке.
Не потребовалось много времени, чтобы перестать различать, где заканчивается его рыжая кожа и начинается пламя. Пламя пожирающего его безумия. Безумия ли? Быть может, действительно, то была память? Может, в нем просыпался тот, кто уснул на долгие годы-тысячелетия, и сейчас был должен вернуться?
Он вернулся. Максвелл сам не уловил, в какой конкретно момент это произошло, но к тому времени уже четко осознавал истинное положение вещей. Осознавал себя, как Гильгамеша, знал и помнил, кто он такой.
Люди не помнили. Они, безмозглые шавки, не хотели признавать его своим царем и обращаться к нему так, как должно, они позволяли себе прикоснуться к нему без разрешения, они не подчинялись его приказам, не хотели понимать, насколько этот мир прогнил и как ему нужна жесткая рука достойного правителя. Настолько тупые и приземленные, они даже не могли узнать его, когда он удостаивал их своим присутствием. Никто ничего не знал. Жалкие, убогие твари, за свое невежество достойные разве что умереть. Он должен был стать им судьей и палачом. Должен был, как король.
И следующее утро встретил в душной камере, часами доказывая очередному глупцу очевидное. Металлические кольца наручников разомкнулись лишь затем, чтобы его сковали вновь - и как бы Гил ни сопротивлялся, на него все равно набросили эту чертову белую тряпку. Он успел ощутить острую иглу под кожей и давление стягивающихся ремней прежде, чем уснуть.
С тех пор его руки большую часть времени были лишены возможности двигаться. Его изолировали от внешнего мира. Ему бесконечно что-то вкалывали и о чем-то с ним говорили. По их словам, его пытались вылечить. От чего, мать вашу, вылечить?! Единственное, что с ним было не нормально - это то, что он находился в заточении! Никогда прежде он не чувствовал себя настолько живым, не был перед собой настолько честен, никогда ему не казалось все в мире таким правильным! Он - Гильгамеш!
Сказать честно, у врачей даже почти получилось убедить его в обратном. За мучительно долгое время, с приложением титанических усилий, по крупицам, по осколкам разбитого зеркала они заново воссоздавали разум Гилберта Максвелла. С нуля. Но и этого оказалось мало. Он услышал глас Святого Грааля, и появилась она. Она сказала, что никому здесь нельзя верить, что все они лгут. Она спрашивала, как долго еще он будет отвергать настоящее. Она показала ему Эльмор, куда он был призван, как Героическая Душа.
Гил балансировал на самой грани и сходил от этого с ума, пытаясь понять, где на самом деле реальность. Все приложенные усилия, в том числе - его собственные пытки над самим собой, все это постепенно шло прахом. Она появлялась каждый день почти в одно и то же время, и исчезала так же. Ее звали Крэйддилад Монбетраиль. Он успевал восстановить крупицы своего восприятия в тот интервал, пока она не приходила вновь.
Сейчас Крэй была здесь. Он всегда чувствовал ее присутствие. Мягкие прикосновения тонких пальцев к волосам. Из под прищура потускневших глаз он прекрасно видел ее. Она была не менее живой, чем он сам. И мир, где он время от времени появлялся, отнюдь не казался призрачным.
Порой требовалось всего лишь открыть глаза, чтобы этот мир начал вырисовываться вокруг него. Чтобы память начала услужливо подсовывать знания о том, что было до нынешнего момента. И он уже не Максвелл. Он становится собой.
Гильгамеш тихо, бархатисто смеется, закрывая окно Врат - мгновением назад из него вылетел острый нож, отсекая яблоко от одной из ветвей.
- Мог бы. Но это не стоило бы того, чтобы отказаться от удовольствия увидеть выражение твоего лица, - голос отдает издевательскими нотками, и смех перестает быть тихим. Девушка действительно выглядела слишком забавно в этот момент - он бы ни в жизнь не пропустил такое зрелище. Ни в одной из жизней. Стоп, о чем это он?.. Тряхнув волосами, король героев поднимается тоже. - Едва ли темнеет. Ты настолько слаба, что уже спишь на ходу? - По губам скользит ухмылка. Его все же не покидало смутное ощущение, что что-то не так. Но разве в Эльморе хоть один день проходит без происшествий?